Наше досье

Владимир Андреевич ТИМОШЕНКО: председатель Государственной службы Украины по контролю за наркотиками. Доктор юридичних наук, профессор

В 1979-2006 годах проходил службу в органах Государственной безопасности СССР, Украины.

С 2001 по 2003 год - первый заместитель начальника Главного управления по борьбе с коррупцией и организованной преступностью, представитель Украины в Международном комитете по контролю за наркотиками ООН (International Narcotics Control Board).

2003-2005 годы - начальник управления СБУ по Киевской области.

2005 год - ректор Национальной академии СБУ.

2005-2006 годы - первый заместитель Председателя СБУ - руководитель Антитеррористического центра при СБУ.

2007 год - уполномоченный Президента Украины по вопросам контроля за деятельностью СБУ.

2008 - 2010 годы - советник Председателя Верховной Рады Украины.

2010 год - председатель Комитета по контролю за наркотиками при Министерстве здравоохранения Украины.

С 30.06.2010 г. по 16.06.2011 г. - председатель Государственного комитета Украины по вопросам контроля за наркотиками.

- Долго раздумывал, есть ли особый смысл в том, чтобы вспоминать минувшие годы, делать какие-то выводы, обобщения… Наступило ли время для этого? Нужно ли рыться в собственной биографии? Напоминает что-то вроде подведения жизненных итогов, а я ведь еще, что называется, в деле, и "бронзоветь" пока что, наверное, рановато. Тем не менее…

Родился я в необыкновенно красивом месте - селе Конатковцы Шаргородского района Винницкой области, где время, казалось, застыло и куда, наверное, без всяких дополнительных декораций можно было приглашать Голливуд на съемки исторических фильмов.

 В детстве я никем, кроме продавца конфет, себя не видел. Это было для меня образцом и идеалом профессии! Иначе и быть не могло: жили скудно, отец и мать - колхозники. Ну а потом, в более старшем возрасте, мечтал только о том, чтобы стать военным летчиком. Буквально спал и видел себя курсантом военного авиационного училища. Однако во многом судьба моя сложилась по-иному, поскольку старший брат, уже пришедший из армии, совершено резонно заявил: "Да у нас же в семье военных никогда не было. Куда ты рвешься? Получи высшее образование, а потом, если захочешь служить - иди, служи…". Прислушался к этому мнению, отец дал 30 рублей, сказал: "Езжай в Винницу, поступай в педагогический институт".

Поступал я на физический факультет, поскольку традиционно многих влечет предмет, который вел любимый учитель. Я старался знать физику гораздо шире программы, даже откликнулся как-то на предложение проводить уроки по этому предмету в параллельном классе. Мне разрешалось ставить оценки - их потом преподаватель своей рукой переносил в классный журнал. Поэтому решение о поступлении на отделение физики было вполне прагматичным, выверенным. Я бы сказал даже так - по-крестьянски основательным. Правда, очень любил и историю. Ее преподавал у нас Леонид Петрович Мазур, уникальный человек, фронтовик. Он был директором, я фактически жил в его семье, поскольку у нас в селе средней школы не было. У него имелась уникальная библиотека, и я перечитал все, даже "списанных" по идеологической ненадобности Сталина и Мао Цзэдуна. Историю знал и любил, занимал первые места в районных конкурсах, помнил на память знаменитое выступление Георгия Димитрова. В общем, изучал и историю тоже куда в более широком диапазоне, чем предусматривалось школьной программой.

Окончание Винницкого педагогического института по избранной мной специальности давало квалификацию преподавателя физики, инженера- электротехника. Исторического факультета тогда в пединституте не было, но я, тем не менее, обучаясь на физическом факультете, прочно сохранял за собой статус хорошего историка, философа и экономиста. Да и психолога, наверное, тоже. В известной степени нам повезло, поскольку в Винницу, в наш институт, переехали из МГУ очень серьезные ученые - психолог и философ, супруги. Муж возглавил кафедру философии, жена - кафедру психологии.

Довольно удачно, считаю, соединял во время учебы занятия физикой и психологией, однако после защиты диплома, руководствуясь все теми же прагматичными соображениями, решительно принял сторону физиков, а не лириков. Надо сказать, что всем нам очень повезло с преподавателями. Это был высочайший уровень изложения материала. Нет никакого сравнения с нынешним... Не в укор им сказано - просто вузов было тогда гораздо меньше, и концентрация интеллекта в них была неизмеримо выше.

Распределили всю нашу учебную группу в учебные заведения Луганской области, и я оказался в Белокуракинской средней школе. Пять параллельных десятых и столько же девятых классов! У меня была нагрузка - 54 часа в неделю… При норме - 18… Причем, три класса - преподавание на русском языке, два - на украинском.

Это было уникальное время! Все удавалось, все получалось. Тем не менее, надо сказать, что многие из нас, в том числе и я, мечтали о том, чтобы все-таки попасть из школы в армию. Отслужив год, можно было устраиваться на любое интересное для тебя место. Что сказать? Во время учебы, несмотря на то, что был я активным комсомольцем, работал и в профсоюзе, в партию, тем не менее, вступать как-то не спешил, поскольку прекрасно понимал, что члена партии могут направить "туда, куда требуется", а не туда, где хочется быть именно тебе. Поэтому стратегическая линия каждого из нас была такая: школа - армия, а потом, с чистой совестью - свободное распределение. В осенний призыв не удалось, а вот весной попал: в Джезказганскую область, на огромный полигон, где испытывались зенитно-ракетные комплексы средств ПВО страны. Пустыня, 45-50 градусов жары, 150 километров от озера Балхаш. Нас, 25 человек луганчан с высшим образованием, немного подучили и распределили по секторам. Повезло в том, что когда-то серьезно занимался легкой атлетикой, даже бегал марафонскую дистанцию, поэтому не особенно тяжело переносил, как говорится, все тяготы и лишения. Окружали меня отнюдь не солдафоны, а в основном представители настоящей военной интеллигенции, о которых и сейчас, по прошествии многих лет, вспоминаю с большой теплотой и уважением.

***

Демобилизовавшись, не погулял ни дня: сразу же пришел на родную кафедру физики и приступил к выполнению своих обязанностей. Поскольку собирался писать кандидатскую диссертацию, то мне дали лабораторию, я вел интересные исследования по дистанционному зондированию морского дна, поиску полезных ископаемых методом радиофизических исследований. Все это прекрасно ложилось в основу будущей диссертации. Потом меня пригласил ректор института, сказал, что секретарь комитета комсомола уходит на партийную работу, и предложил мне эту должность. Не смог отказать очень уважаемому мною человеку, согласился.

Через полгода сообщают: "Владимир Андреевич, вы призываетесь на службу в Комитет государственной безопасности. Вам дается ровно шесть дней для того, чтобы решить все необходимые вопросы". Для меня это было полной неожиданностью! Пришел к ректору Никифору Николаевичу, он меня выслушал, потом говорит: "Ну, что, призвали так призвали… Служите…".

Домой приехал, отец выслушал, помолчал… Одно дело - сын преподает в институте… Другое - … Мама никак в толк не возьмет - куда это меня направляют? Я говорю: "В ЧеКа, мама". Она опять не понимает. Тогда отец пояснил: "В НКВД". Мама за голову схватилась: "Ой, лишенько, у тебя ж отца забирали, брата старшего…". Действительно, отец был арестован по доносу, отбывал срок. Батя, правда, прикрикнул: "И там люди нужны нормальные!" Потом, наверное, в качестве наказа, сказал: "Ты, сын, всегда помни, что будешь иметь дело с судьбами человеческими. А это значит, семь раз отмерь…".

Много позже попросил "Дело" моего уже реабилитированного и восстановленного в партии отца, отбывавшего срок на Соловках. Узнал, кто и что на него писал. Приехал, спрашиваю - хочешь знать, кто? Он ответил: "Время было такое. Ты забудь, а я знать не хочу…".

Надо сказать, работая в органах госбезопасности, я много раз убеждался, что там были, действительно, лучшие из лучших. Конечно, встречались разные, в том числе и карьеристы, но в общем концентрация уровня интеллекта, порядочности, патриотизма была очень высокой. В КГБ ведь не приходили - туда отбирали, и отбор этот был очень строгим. И решение принималось вне зависимости от твоего желания. Кстати, в "вышку", то есть в Киевскую высшую школу КГБ СССР, я поступил в 28 лет. Из комсомола выбыл, а в партию не вступил… На меня смотрели, как на белую ворону - как я мог сюда попасть?

Сейчас, конечно, все признают, что в мое время Комитет государственной безопасности СССР был совсем не той "карающей организацией", которая была во время Ягоды, Ежова, Берии. Тем не менее вспоминают о преследовании диссидентов, националистов. Но давайте посмотрим немного с другой стороны. Была статья 187 Уголовного кодекса - о распространении клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй. Можно по-разному к ней относиться, но в то время она реально существовала. Вспомним хотя бы Сахарова, отправленного в ссылку именно по этой статье. Но вспомним и то, что он тогда же говорил о КГБ: только там остались люди, которые отстаивают государственные интересы. Обратите внимание: не в ЦК, не в Академии наук, а в КГБ! Он прекрасно понимал, что преследует его не КГБ, а идеологический отдел ЦК КПСС. Вот ведь в чем конфликт: между доктриной Суслова и Пономарева и доктриной, которую отстаивал он сам. А отношения между Сахаровым и сотрудниками КГБ, повторю, были очень и очень толерантными.

…Мы видели, понимали, ощущали происходящее лучше всех, были сверхинформированными, знали глубинные процессы, знали и то, как реагируют люди на очередное выступление "любимого и многоуважаемого". Не берусь судить о том, в каком препарированном виде все это подавалось "наверху", но… Когда я работал уже в Центральном аппарате, мы готовили информацию и в ЦК КПУ, и в ЦК КПСС. Она была очень глубокой, откровенной, с полным сохранением аутентичности. Категорически запрещалось что-то "причесывать", сглаживать. Вместе с тем, она была не абсолютно негативной, подчеркиваю, это была совершенно объективная всесторонняя информация. Я со всей ответственностью могу сказать, что она обязательно прочитывалась первыми лицами государства. Другое дело, насколько она становилась руководством к действию, насколько учитывался содержащийся в ней анализ при принятии тех или иных решений. Однако когда мы видели, что она в чем-то находит практическое воплощение, это, естественно, воспринималось как оценка нашей профессиональной деятельности. И странным было бы, если бы мы не ощущали того, что приближалось…

 Август 1991 года прошел для нас, скажем так, мягче, чем для многих офицеров воинских частей, дислоцировавшихся на территории Украины. Все же мы были и национально, и территориально со всей своей структурой сформированы в Украине. Тем не менее, не скрою: было тяжело, но прошло без каких-то эксцессов, вполне сознательно. Правда, насколько я помню, человека три-четыре публично уничтожили партийные билеты, но, повторю, таких было единицы. Наверное, пытались сделать политическую карьеру… А остальные просто положили партбилеты в свои архивы - как память об определенном отрезке жизни. Были и те, которые отказались принимать присягу - но и они ушли тихо, спокойно, без каких-либо "оргвыводов". Это, в конце концов, было личным делом каждого.

***

Мне довелось работать на многих направлениях оперативной деятельности. Прошел путь от младшего оперуполномоченного до серьезных руководящих постов, не пропустив ни одной ступеньки служебного роста. Каждая должность была по-своему интересной, но каждая требовала предельной самоотдачи, собранности. Очень интересным был период, когда создавалось Главное управление по борьбе с коррупцией и организованной преступностью. Все начиналось с нуля: у нас не было ни источников информации, ни опыта работы, ни соответствующих наработок. Интересным был период, когда довелось ректорствовать в Национальной академии СБУ. Много было споров, в том числе и с председателем СБУ, о том, кого же брать на учебу в Академию. Причем, споров яростных, бескомпромиссных. Раньше зачисляли людей с высшим образованием, жизненным опытом, достигших определенных успехов в той или иной области - журналистике, скажем, или физике - и можно было формировать все наши структуры профессионально подготовленными кадрами с учетом их функционального назначения А тут встал вопрос о том, чтобы брать ребят после окончания средней школы, учить пять лет. Возможно, такой подход позволяет в большей степени формировать и мировоззрение, и професиональные навыки - но кто в этом случае может дать гарантию, что это, действительно, сознательный, продуманный, выверенный шаг молодого человека - вчерашнего школьника? Что родители не рекрутируют свое чадо в Академию в качестве перспективной "крыши", защитника их интересов, их бизнеса? Многие соглашались с моими подходами. Нельзя ставить на одну доску подготовку тех, кто обеспечивает безопасность государства, и тех, кто идет на производство, в гуманитарную сферу…

Как-то я возглавлял делегацию при поездке в Испанию - по линии борьбы с организованной преступностью и коррупцией. И там я спросил: какие качества для сотрудников являются определяющими при выдвижении на более высокую должность? Коллеги ответили: да, у них тоже рассматриваются служебные характеристики, но смысл их диаметрально противоположен нашему - там не отмечается, сколько он реализовал дел - все это есть в послужном списке, но обязательно отмечается, что является дружелюбным, хорошим сыном и отцом, по выходным посещает церковь, заботится о младших братьях и сестрах. И на основании этого вполне заслуживает выдвижения на вышестоящую должность.

Я возвращался с мыслью - смогу ли изменить критерии оценки наших сотрудников? Да, действительно, при таких подходах могут быть упущены управленческие характеристики, но оценка человека только по деловым качествам просто опасна, ибо если человеку и близко не знакомы основы высококой морали, человечности, то, извините, это просто беда. Хотя, наверное, истина лежит где-то посередине.

Ничто так не раскрывает человека, как власть. Она демаскирует его, обнажает внутреннюю суть. В карьеризме как таковом, в стремлении "состояться" нет ничего плохого. Но "идти по трупам", за счет кого-то… Быть руководителем - нелегкий хлеб. Когда должность - это возможность в большей мере раскрыть свой потенциал, я это понимаю и приветствую. На маленьком плацдарме не развернешься. Но когда человек и на этом малюсеньком пятачке не смог ничего сделать, а рвется к большему, не имея никакого права на то, чтобы руководить людьми…

В чем наша главная беда? В том, что те, кто принимают сегодня решения, и те, на ком они, эти решения, отражаются, находятся, как говорят в армии, в режиме "сбоя связи". Между ними нет взаимного контакта, и решения, вроде бы направленные на то, чтобы улучшить жизнь людей, на деле приносят им только головную боль.

Есть индикаторы, показатели уровня развития общества. Для меня таким является родное село. Приезжаю и вижу, что у людей нет денег, что они живут, по сути, натуральным хозяйством. Потребности сведены к минимуму: выпить, закусить - и этого для них вполне достаточно. Когда человек смиряется с этим, становится страшно. За последние десятилетия в селе не построено ни одной новой хаты, старые ветшают. Равнодушие, апатия, помноженные на социальную несправедливость, приводят к перманентной деградации и маргинализации.

И это самый опасный показатель…

Подготовили Сергей БАБАКОВ
Олег ШИЛИН